Эссе на тему: «Фридерик Шопен – поэт фортепиано»
Мне интересна музыкальная журналистика и звукорежиссура, планирую в дальнейшем связать свою судьбу с этими направлениями, это эссе посвящено одному из любимых моих композиторов - Фридерику Шопену.
Все мы любим музыку, но любим ли мы её так, как музыканты, которые нам её подарили? Днями и ночами они создавали шедевры, чтобы однажды нам прослушать их и полюбить. Им приходилось терпеть унижения, боль, лишения, но они не сдались.
Сочинение о Фридерике Шопене, наверное это слишком смелый шаг после всех великолепных книг, написанных о композиторе авторитетными музыковедами, писателями и даже книгой его друга - знаменитого композитора и пианиста Ференца Листа. Нескольких снятых кинофильмов, в которых режиссеры попытались рассказать о его жизни языком кинематографа. Произнеся только имя, Фридерик Шопен и хочется сразу же остановиться… Этим великим именем уже все сказано! Пересказывать его жизненный путь, рассказанный сотни раз многими людьми до меня, напрасная трата времени. Я расскажу какой Шопен только для меня, как я понимаю смысл его прихода на эту Землю, смысл его жизни, невероятную притягательность и энергию его музыки, её магии, её тайны. Ведь только музыка и помогала ему жить! Прожить примерно двадцать лет после страшного диагноза, поставленного врачами Шопену, когда ему было примерно девятнадцать лет, что осталось ему прожить полгода или год. Врачи только разводили руками, не ручаясь, не давая надежды на полное выздоровление, предрекали учесть его младшей сестры, Эмилии, так рано покинувшей этот мир. Только музыка для Фредерика была истинным спасением, отрадой, только она давала ему жизнь! Помогала ему существовать на этой Земле. Прийти в этот мир и выразить всю его красоту, всю его исключительность, все моменты бытия, нашего реального существования. Выразить в гармонии звуков, неповторимых красок, оттенков звука, неуловимом дыхании и той невероятной притягательной силе!
Шопен - это возвращение Моцарта на Землю. В другом времени, в другой стране, в другом композиторе. Моцарт - один из его любимых композиторов, его кумир, его отрада и спасение в этом реальном мире. Это спасение от той страшной болезни, которая забирает у человека последние силы. Днями и ночами композитор создавал свои шедевры, чтобы лишь однажды мы могли их услышать их и полюбить уже навсегда: концерты, ноктюрны, этюды, баллады, прелюдии… Ему приходилось терпеть боль, лишения, страдания, но он не сдался, не сломился под ударами судьбы, благодаря той внутренней силе, страсти и любви к музыке! Величайший исполнитель Шопена пианист Артур Рубинштейн так отозвался о Фридерике Шопене: «Чтобы понять Шопена, нужно знать, что композитор был учеником Баха и Моцарта, учеником точности и гармонии. Это благородный гений».
Моцарт и Бах его спасители на этой Земле. Это те композиторы, которых он просто боготворил всю свою недолгую жизнь. И ещё итальянские оперные композиторы, ведь Фридерик Шопен просто обожал итальянскую оперу. Как странно, почему он сам не сочинял опер? Но ответ приходит сразу. Шопен - поэт фортепиано! В мире оперы уже есть великие творцы оперы: Г. Ф. Гендель, В. А. Моцарт, Дж. Россини, В. Беллини, и будет великий Дж. Верди! Но нет поэта фортепиано, ведь Гендель и Моцарт сочиняли для клавира, а это другое время, другой инструмент, другой век. Россини, Беллини и Верди не уделяли достаточного внимание фортепиано, сочиняли оперы и прославились ими на весь мир! Можно сказать, что Шопен изобрел фортепиано. Благодаря ему оно стало миром, просторным миром, континентом, океаном, огромным, бесконечным. Тот мир, который предлагает нам Шопен - это пространство любви. Он позволяет нам жить в другом мире – мире, где расцветают чувства, полном пламенных речей, горячности, восторга, блаженства, в мире, где нет ни расчетов, ни рациональности, ни благоразумия или прагматизма. Нужно любить то, из чего состоит жизнь, даже хаос, страхи, тревоги, смятение. Это делает прекрасным то, что таковым не было, и привносит накал в то, что было прекрасным. Этот мир не предоставляет убежища, но заставляет нас стремиться к ясности, пробуждая мудрость приятия и усиливая наше желание оставаться людьми. Шопен – это одиночество, которое взывает к другому одиночеству. Это делает прекрасным то, что таковым не было, как несколько неразрешённых последовательностей аккордов и долгожданная тоника итог и завершение произведения, идеальное существование в этом изменчивом мире.
Жанр ноктюрна мне наиболее близок из фортепианных произведений Шопена. В XIX столетии ноктюрны считались самыми популярными произведениями Фридерика Шопена. В них сконцентрировалось то главное, что было свойственно романтической эпохе того времени - глубокое личное переживание, одиночество, которое стремится к другому одиночеству. В данный момент я разучиваю ноктюрн №20 cis-moll и поражаюсь красоте, словно cотканной из шелка звуков, хрустального звучания мелодии. Эта ангельская мелодия, гибкая, серебристая, четкая, легкая, одновременно сладостная и сияющая. Музыка открывает мне путь к удивлению. Она не выражает чувства, она их вызывает. Эмоции рождаются из музыки. С.В. Рахманинов делился своими впечатлениями от музыки Шопена: «Наслаждение — проиграть его совершенные пассажи. Каждая нота в его сочинениях кажется как раз на том месте, где она должна произвести самый тонкий эффект, все на своем месте. Ничего нельзя ни прибавить, ни убавить».
Шопен исследует возможности фортепиано, дивится найденным звучаниям и экспериментирует с ними, представляет нам целостный мир, без окон и дверей, фортепиано у него – чувствительный, благородный, послушный инструмент, способный выразить все движения души. Композитор пишет о тишине: его музыка рождается из тишины и туда же возвращается; она просто соткана из тишины. Если вы не умеете наслаждаться тишиной, то не оцените его музыку. Композитор творил в эпоху развития фортепианной техники, огромного количества написанных виртуозных произведений своих предшественников и современников, но как никто другой сумел доказать, что одной только техники недостаточно. Когда эту виртуозность наконец обретаешь, то оказывается, что это ничего не значит. Нужно заботиться не только о зкуковысотной стороне, о музыкальной фразе, должен быть еще тембр и цвет. Шопен уделяет столько же внимание тембру, как мелодии и гармонии. Он ведь писал только для фортепиано. Его музыка звучит именно так, как задумано. Он тщательно заботился обо всех музыкальных составляющих. Если хотите, то это даже шопеновская капризность, летучесть его воображения, крайняя утонченность чувств: не только любые мысль и слово, но и каждый слог, каждый звук, каждое дуновение пропитаны собственным значением. От этого вся его музыка кажется такой же переменчивой, как погода на северных морях, такой же отзывчивой и богатой полутонами, как настоящая романтическая поэзия. Ему ставили в вину то, что он ограничивался фортепиано. Его упрекали в этом при жизни, ведь тогда и богатство, и слава для композитора были связаны с оперой или симфоническим концертом. А он упорно стоял на своем. Вот это душевная сила! Вот это мудрость! Гений – это тот, кто быстро понимает, чего он должен достичь в жизни. Шопен раньше других завоевал известность и признание; уже в восемнадцать лет он восстал против здравых советов. Почему? Вовсе не потому, что презирал деньги, которые приносит успех, а потому, что отказывался пренебречь звучанием музыки. Он работал с тембром, как Рембрандт с пигментами на своей палитре. Бах – это рисунок, Шопен – живопись. Когда оркестр исполняет Баха, краски плавятся. Бах предлагает карандашные зарисовки, которые потом можно раскрасить. Шопен действует иначе. На самом деле его техника ближе к акварели. Все уникальным образом сливается, и размывание гармонических контуров напоминает смешение водных потоков. Шопен пишет о тишине: его музыка рождается из тишины и туда же возвращается; она просто соткана из тишины. Если вы не умеете наслаждаться тишиной, то не оцените его музыку. Лист играл с поднятой крышкой рояля, а Шопен любил полностью закрытый инструмент. Лист хотел выйти из фортепиано, а Шопен вернуться. Лист блистает, отталкиваясь от звучащего корпуса; Шопен неустанно открывает красоты внутри фортепиано. Лист гремит, Шопен внимает. У Шопена фортепиано вслушивается в само себя, в его звучание, гармонии, мелодические обороты, неожиданные звуковые эффекты, обертоны, резонанс; Шопен ищет поэзию фортепиано, и ему этого достаточно. Лист ищет в фортепиано трамплин, чтобы покинуть этот инструмент; он выходит за пределы клавиатуры, взрывает ее, превращает рояль в оркестр, состоящий из множества различных инструментов, так что создается впечатление, что играют несколько человек. У Листа фортепиано утверждает собственную независимость, но при этом перестает быть фортепиано, оно превращается в ковер-самолет, парящий над вселенной, ее ручьями, озерами, бурями, зорями и закатами, колокольным звоном в долине, игрой воды, садами и лесами; а у Шопена вместо всего этого возникает замкнутый целостный мир, без дверей и окон, фортепиано у него – чувствительный, благородный, послушный инструмент, способный выразить все движение души. Лист поражает. Шопен чарует. Его виртуозность, едва проявившись, почти извиняется за свое присутствие и тотчас исчезает. У Листа настойчиво демонстрируемая виртуозность становится спектаклем, обычно она в конце концов выходит на передний план: Лист хочет, чтобы у нас захватывало дух, его произведения рассчитаны на финальное «ура», тогда как Шопен исследует возможности фортепиано, дивится найденным звучаниям и экспериментирует с ними. Лист сражает аудиторию наповал, а Шопен спрашивает самого себя. Лист – удивляет, Шопен – удивляется сам. Лист уже сформулировал и сообщил нам свою мысль, тогда как Шопен открывает ее на наших глазах, он медленно продвигается, опираясь на собственные средства. Лист – бог, который является, чтобы продемонстрировать свою власть, Шопен – падший ангел, который пытается отыскать путь на небеса. Шопен вообще не отталкивается от того, что идет извне: он творит! Никакие мысленные образы не предшествуют его музыке. Это музыка диктует свою реальность духу. Она остается непорочной. Она не выражает чувства, она их вызывает. Шопеновские названия, почти математически строгие, оказываются более точными и более таинственными: они не называют эмоций, эмоции рождаются из музыки. И она, затрагивая невыразимое, говорит то, что нигде и никогда еще не было сказано.
Я.И. Мильштейн в книге, посвященной педагогике Шопена, отмечает, что мастер «никогда не навязывал ему (ученику) своего плана интерпретации, не стеснял полета его фантазии. Напротив, если он видел, что исполнение ученика, хотя и не соответствующее его собственному представлению, было все же достаточно одушевленным, убежденным, идущим от глубины сердца, то обычно говорил: «Я сыграл бы не так, но то, что делаете вы, возможно, лучше». Композитор учит нас играть так, чтобы игра стала импровизацией, чтобы это не стало бы исполнением заученной пьесы. Чтобы прозвучал последний аккорд, но еще минуту длилось волшебство Шопена.
Использованная литература:
Казиник М. «Тайны гениев», Харьков, 2008
Кирнарская Д. «Классика на бегу», Москва, Слово/Slovo, 2022
Мильштейн Я. «Советы Шопена пианистам». Москва, Музыка, 1967
Рахманинов, С. Литературное наследие, т.1. Воспоминания, статьи, интервью, письма. «Советский композитор», Москва 1978
Шмитт Э. Э. «Феликс и Незримый источник» и другие истории,
«Азбука-Аттикус», 2020
