ОБРАЗ ХРИСТА В РОМАНЕ М. БУЛГАКОВА
«МАСТЕР И МАРГАРИТА».
глазом смотреть сквозь себя на Христа,
(Пришвин М. Дневник писателя) ( ; 29)
Изображение Иисуса Христа в русской литературе, вплоть до ХХ века, практически отсутствует. Испытывая трепетное, благоговейное отношение к Богу, которое закладывалось обязательным религиозным воспитанием, писатели долгое время не решались создавать его образ. В начале ХХ века Иисус в качестве литературного героя появляется в произведениях Л. Андреева, Д. Мережковского и других писателей. ( ; 47) Сегодня наблюдается повышенное внимание писателей к полулегендарной личности Христа. Использование в художественных произведениях евангельских сюжетов мотивируется также поисками новых средств художественного обобщения.
Особый интерес для изучения представляет образ Христа в романе М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Сюжет романа разработан им с чрезвычайной точностью: каждый эпизод, каждая деталь необходимы для осуществления его идейно-художественного замысла. Но во многих случаях раскрытие смысла, вложенного в ту или иную деталь, требует особенно пристального внимания. Автор не просто пересказывает евангельскую легенду, а трансформирует ее. Прежде всего, он вводит новые ситуации. Так, Иуда не вешается в раскаянии на смоковнице, как повествует Евангелие. В романе его убивают по приказу Понтия Пилата, то есть Булгаков как бы ужесточает наказание за доносительство в предательстве. Его герой, Иешуа Га – Ноцри, удивительно осязаем и жизненен. Создается впечатление, что это обычный смертный человек, по-детски доверчивый, простодушный, наивный, но вместе с тем мудрый и проницательный. Он слаб физически, но силен духовно и как бы является воплощением лучших человеческих качеств, провозвестником высоких человеческих идеалов. Ни побои, ни наказания не могут заставить его изменить своим принципам, безграничной вере в преобладание доброго начала в человеке, в «царство истины и справедливости». (1;71) Сила Иешуа в его бескомпромиссности, в его верности самому себе, в милосердии. К примеру, в то утро, когда Пилату предстоит встреча с Иешуа, он страдает от приступа гемикрании, «непобедимой, ужасной болезни, от которой нет средств, нет никакого спасения». (1;75) Иешуа исцелит его, и кажется, что автор наделил своего героя этой болезнью, чтобы первый мог совершить «чудо».
В разговоре с Понтием Пилатом Иешуа не демонстрирует сознательно своей гражданской смелости и мужества. Это его естественное состояние: всегда говорить то, в чем убежден, не приспосабливаться (ведь у него была возможность ухватиться за подсказку прокуратора, чтобы избежать обвинения в посягательстве на авторитет кесаря). Их диалоги проецируются на атмосферу некоторых стран Европы, в том числе и нашей, 30-х годов ХХ века, когда личность беспощадно ущемлялась государством. Это порождало всеобщее недоверие, подозрительность, страх, двуличие. Вот почему так ничтожны и мелки в романе людишки, составляющие мир московского мещанства. Автор показывает различные стороны человеческой пошлости, нравственного разложения, высмеивает тех, кто отступился от добра, утратил веру в высокий идеал, стал служить не богу, а дьяволу.
В поведении Иешуа нет ничего исключительного, героического. Это его естественное состояние, норма поведения. Но вот Понтий Пилат узнает из доноса Иуды, что Иешуа осмелился высказывать неуважительные, по отношению к кесарю мысли. Он нарушил «Закон об оскорблении величества». Этот момент является переломным в сцене допроса. С этой минуты судьба Иешуа предрешена. Уже не странный и нелепый чудак стоит перед прокуратором, а государственный преступник, который посягнул на власть великого кесаря. Дело его еще не разобрано, и Пилат, отогнав ненужные мысли, приступает к допросу. Он ищет способа спасти подсудимого без риска для себя. Но Иешуа повторяет свои «антигосударственные» рассуждения:
И настанет царство истины?
Настанет, игемон, - убежденно ответил Иешуа.
Оно никогда не настанет! – вдруг закричал Пилат таким страшным голосом, что Иешуа отшатнулся.
Этот крик – выражение не гнева, а надрыва.
А ты бы меня отпустил, игемон, - неожиданно попросил арестант. (1; 96)
Теперь Пилат должен сознательно и ответственно сделать выбор, который определит участь Иешуа и его собственную участь, потому что отныне они оба связаны навсегда.
Дальнейшее поведение Понтия Пилата – это желание как-нибудь оправдаться перед совестью, хотя он понимает всю безнадежность этой затеи. Он пытается своими вопросами подсказать Иешуа такие ответы, которые отвели бы от него неминуемую казнь. Но герой верен себе. «Истину говорить всегда легко и приятно», - отвечает он прокуратору. Предать эту истину он не может, даже ценою спасения жизни. Он мог бы поддаться уловкам и намекам Понтия Пилата, и солгать, тем самым спасти свою жизнь. Но Иешуа пошел на смерть. И даже распятый на кресте повторяет мысль о том, что предательство – один из самых страшных пороков.
Сущность подвига Иисуса в романе объясняется необходимостью восстановления веры в человека. Мир до Христа, по мнению Андрея Кутарги, «смертельно устал и изверился». У него не было сил жить. «На свет лезли упыри и уродцы. И назывались они императорами, то есть вождями народа. Оглянуться было не на что. Настоящего не существовало. Сзади могилы и впереди могилы…». ( ; )
Таким образом, художественное целое булгаковского романа – это своеобразный перекресток двух миров: «земного», обыденного, содержащего в себе жизнь Москвы 30-х годов, и «христологического», библейского, включающего в себя персонажей, связанных с историей смерти Иешуа (Христа). Миры эти встречаются и пересекаются в своеобразном «третьем мире» - в континууме вечности, где наиболее четко проявляется всеобщая связь предметов и явлений. С позиции вечности становится вполне объяснимой и «таинственная связь» между встречей на Патриарших прудах и историей допроса Иешуа: оба эти события происходят в один и тот же день календарного года, а именно в Страстной четверг.
«Троемирие» – вот основная концепция булгаковского романа. Вечность, в которой встречаются миры человеческий и библейский - это пространственно-временные координаты «Мастера и Маргариты».
Список литературы:
М. Булгаков. Мастер и Маргарита.
Христос в русской литературе//Наше наследие. №4. Под ред. В. П. Енишерлова. Москва, 1991. С. 35.
