ЛЮБОВНАЯ ЛИРИКА МАХТУМКУЛИ И СУФИЗМ

ЛЮБОВНАЯ ЛИРИКА МАХТУМКУЛИ И СУФИЗМ

Глубоко народная, многогранная поэзия Махтумкули воспевала простого человека, боролась за правду и гуманизм, за счастье народа, стала отражением идеи торжества добра над злом и несправедливостью. Но постоянные поиски истины, стремление к пониманию смысла жизни, назначения человека в жизни на определенном этапе творчества привели Махтумкули к философии суфизма. Одной из причин, способствовавших этому шагу, на наш взгляд, является также тот факт, что суфизм (некоторые представители его) поставил понятие человека в центр своего учения, поднял его достоинство до обожествления.

Проблема суфизма в поэзии Махтумкули сложная и многоаспектная. Один из ее аспектов — проблема дифференцирования светской любовной лирики и суфийских стихотворений поэта. Трудность заключается в том, что в суфийской поэзии применяется терминология светской любойной лирики: к богу обращаются, как к возлюбленной. Основная наша задача — выяснить особенности любовной лирики и суфийских стихотворений Махтумкули, выработать критерии для их разграничения.

Суфийская поэзия заимствовала образы и термины обычной любовной лирики, придала им мистический, аллегорический смысл. Например, «розовая щечка» означала божественную природу, «черный локон»—таинства бога и путь его постижения, «рубиновые губы» — духовное блаженство и тайную милость, «вино» — божью любовь, «виночерпий — муршида, трактир— место, где пьют божье вино, человеческий мир и т. п.» (Джавелидзе Э. Д. У истоков турецкой литературы.— Тбилиси, 1979. — С. 185). По этой причине в восточной лирике прошлых веков порою трудно отличить светскую любовную лирику от мистической, суфийской, определить объект любви (человек или бог).

В своих суфийских стихотворениях Махтумкули обращается к богу словами «яр» (любимая), «дилдар», «дилбер» (любимая)8 «дост» (друг), «сахыпжемал» (красавица), но эти же слова в прямом значении употребляются в его светской, любовной лирике. Чтобы различить их смысл, в первую очередь необходимо обратиться к контексту, в котором эти слова употребляются. В каждом контексте, в каждом стихотворении Махтумкули как бы дает ключ к его пониманию.

Например, суфийское стихотворение:

Jahan doly, sen gapyl sen ýaryňdan

Meý — mestmi sen, ýa şeýdamyň, neme sen?!

(Мир полон ею, ты не ведаешь о своей любимой,

Ты пьяная или потерявшая рассудок от любви, что ты?*)

Из последних двух строк данного стихотворения под названием «Нэме сен?» («Что ты?») становится ясно, что речь идет о боге, который скрыт в природе. Таким образом проявляется пантеизм Махтумкули, смысл которого в том, что «бог как идеальное начало и природа какматериальное начало составляют тождество» (Джаве лидзе Э. Д. У истоков турецкой литературы. — С 93) По учению суфизма, этот зримый мир, созданный богем отражает его красоту, которую может увидеть не каждый, а только совершенный человек — суфий.

По мнению Махтумкули, мир наполнен богом, но он скрыт от обычного глаза, поэтому лирический герой не может видеть его. Бога нельзя познать, как утверждает ортодоксальная мусульманская религия, в него нужно слепо верить, однако задача суфийской философии — познание бога в материальном мире.

Г. М. Керимов в книге «Аль-Газали и суфизм» приводит любопытный случай с известным представителем суфизма Джунейдом Багдади (ум. 911г.): «Рассказывают, что однажды вечером Джунейд со своим учеником мюридом шел по дороге. Залаяла собака. Джунейд сказал: «Лаббейк-лаббейк». Ученик спросил, что с ним. Джунейд ответил, что лай собаки он принял за зов и гнев бога и не заметил перед собой собаку, поэтому произнес «Лаббейк» (т., е. «я перед тобой»)» (Керимов Г. М. Аль-Газали и суфизм.-— Баку, 1969'. -г 59), за что духовенствообвинило Джунейд в еретизме.

Популярный поэт Ирана-Баба Тахир (ох. 1000— 1055/56 гг.) в одном. из суфийских стихотворении (дубайти) выразил, такую же мысль:

Бэ сахра бен гаром сахра тэ винум

Бэ дарйа бен гаром даря тэ винум

Бэ хар жа бэн гаром кух ва дэро дашт

Нэшан аз гамат ра’но тэ винум)*

В степь смотрю я, в степи тебя вижу,

В море смотрю я, в море тебя вижу,

Всюду смотрю я: в горы, в степи,

Приметы красивого стана твоего я вижу.

Если у Баба Тахира везде и всюду видны приметы бога, и он в этом ничуть не сомневается, то Махтумкули знает, что мир наполнен богом, он как бы растворен в природе, но его интересует вопрос другого плана: в чем сущность бога, в чем и в какой вещи можно его увидеть, а вообще можно ли его познать в этом многообразии пира? У поэта нет такой уверенности, как у Баба Тахира, его одолевают сомнения в правильности избранного пути

познания бога, ему кажется, что он обманывает себя, и не случайно в первой же строфе стихотворения заявляет:

Asla seni görmemişem dildarym!

Gumrumy sen, bilbilmi sen, näme sen?!

Gamgyn köňlüm hyýalyňda aldaram,

Bag içinde gülgülmi sen, näme sen.

Ах, никогда я тебя не видел, моей любимой!

Кто ты? Голубка ль в росе медвяной? Скажи мне, кто ты?

Душе печальной я лгу, обманной мечтой палимый.

Ты роза ль в роще благоуханной? Скажи мне, кто ты?

В данном случае в художественном переводе стихотворения фраза «нэме сен?» неправильно переведена, как «кто ты?», видимо, из-за необычного, её звучания. Следовало бы эту фразу перевести как «что-ты?». В оригинале речь идет о существах, явлениях и предметах окружающего мира, природы, в которых, по мнению Махтумкули, скрыт лик бога, поэтому и звучит вопрос «что ты?». Ты — драгоценный камень иди земля, святой или разбойник, день или ночь, пьяный или страстно влюбленный, что ты, в чем твоя истинная сущность? Естественно, подобное обращение звучало бы неуважительным по отношению к любимой девушке, но по отношению к богу оно соответствует учению суфизма, поскольку «человек по смыслу их учения должен любить бога в природе, т. е. его творения, потому что они суть божественной эманации» (Позднев П. Дервиши в мусульманском мире. — Оренбург, 1886. — С. 114).

В данном, строго очерченном поэтом контексте становится ясным, что речь идет о суфийском стихотворении и слово «яр» в этом случае обозначает бога. Теперь обратимся к другому стихотворению Махтумкули с этим же словом:

Bir ýar bergil etli-ganly,

Köňli giň, göwsi meýdanly,

Dil bilen, akly kemally,

Ýüzi hem bolsun görkana.

Дай мне любимую, полнокровную

С широкой душой, широкогрудую,

Понимающую язык, умную,

И лицо пусть будет красивым).

В этом стихотворении речь идет о земной красавице поэт рисует образ идеальной женщины. На первом месте он ставит ее здоровье, потом душу, чтобы понимала с полуслова, была умной, красивой лицом и телом. Светская земная любовная лирика Махтумкули насыщена такими реалистическими деталями, которые помогают легко отличить обычную любовную лирику от мистической.

В светской любовной лирике Махтумкули часто употребляются детали, передающие национальный характер и самобытность одежды. Например, строчка «Сачбагыц ужуньщ симдир ишмеси» («Кончики твоего шнурка для вплетания в косы—серебряные) подсказывает мысль, что речь идет о женщине-туркменке. Сачбаг -— национальное украшение, часть национальной одежды, специальная тесемка, шнурок, большей частью черный шелковый шнурок для вплетания в косы. Фраза «симдир ишмеси» означает, что кончики данного шнурка украшены серебром, слово «сим» по-персидски означает «серебро». У туркменских женщин широко распространены серебряные украшения для кос, которые называются «сачлык», «сачужы».

В стихотворениях «Мецзэр хеку мл и», « Но вру з д а.н сени», «Багрым диленим», «Керем иелэрин» и в некоторых других Махтумкули больше обращает внимание на физическую красоту девушки, на описание ее внешности, походки, характера, Что недопустимо -по отношению к богу. Например:

Humaý oturyşly, laçyn turuşly,

Kebuter topukly, maral görnüşli

Täze helal gaşly, merwerit dişli,

Tawus guş zynatly, Dawut towuşly,

Tezerw şiweli, kekilik ýörişli,

Tugun guş timarly, tarlan bakyşly.

(Сидит, как птица счастья, встает, как сокол

С голубиной щиколоткой, с видом лани,

Брови, как новая луна, зубы, как жемчуг,

Нарядная, как павлин, с приятным голосом

С красотой фазана, с походкой куропатки

Подтянутая, как сокол, взгляд, как у канюка)

Особый цикл любовной лирики Махтумкули составляют стихотворения, посвященные его любимой девушке Mенгли. Они написаны поэтом в разные периоды его жизни —от молодости до глубокой старости. Образ Менгли по художественной силе стоит наряду с такими образами популярных произведений, как «Лейли и Меджнун», «Зохре и Тахир», «Шасенем и Гариб» и др. Вместе с тем образ Менгли резко выходит за обычные каноны литературы Востока. Новизна этого образа заключается в том, что он мозаичен и в то же время емкий по содержанию. Поэт не создает дестан, следуя традиции. Описывая свои чувства к Менгли, он создает

любимой девушки не сразу, а постепенно, всю свою жизнь. Как истинный мастер Махтумкули творит ее oбраз, не оглядываясь на традиционные приемы, хотя совсем от них не отказывается.

Стихотворения, посвященные Менгли, реалистичны. Например, в стихотворении «Уят эйлейир» («Смущается»), посвященном юной Менгли, без усложненных поэтических приемов Махтумкули создает (реальный образ туркменской девушки. Имя, характер, место действия — все туркменское:

Menli hanym golun dişlep,

Bizden ki uýat eýleýir.

Kä daranyp, uz ýörişläp,

Bizden ki uýat eýleýir.-

(Менгли-ханум, ручку кусая,

От нас смущается.

Косы расплетая, с красивою походкой

От нас смущается).

Привычка кусать ручку, пальчики, расплетать косы при смущении, красный, алый цвет одежды — все это характерный национальные черты девушек-туркменок.

И «удивляет она жителей» туркменской местности (йомуд и ахал). Махтумкули не просто описывает образ прекрасной любимой девушки, он вводит в стихотворение социальные мотивы, подчеркивая, что у него нет богатства и судьба не благосклонна к нему:

Ykbal çatmaz ýöreý diýsem,

Ýokdur malym bereý diýsem.

В стихотворениях, посвященных Менгли, кроме социальных мотивов, встречаются строки, противоречащие исламу. Махтумкули называет Менгли своей верой (дин-иманым), что недопустимо с точки зрения исламской религии.

Любовь Махтумкули к Менгли по своей сути трагична. Социальные условия помешали соединению этих двух любящих сердец. То ли насильно выдали Менгли замуж родители, то ли она была увезена в плен, о чем можно предположить, читая некоторые строки стихотворений Махтумкули, такие как «Нэгахан пырак», «Хар кылды», но обе эти версии вполне типичны для той эпохи. Несмотря на разлуку с Менгли, Махтумкули до конца своей жизни не терял надежды вновь увидеть ее. Строки, посвященные разлуке с Менгли, полны трагизма, но в то же время в них есть надежда о возможной встрече с ней. По своей страстности, поэтической силе и целостности чувства эти строки сроят на уровне шедевров мировой литературы.

Личная трагедия Махтумкули на том, отображенном поэтом социально-общественном фоне, перерастает как бы в трагедию народа, причиной которой- явились те исторические условия и общество, раздираемое антагонистическими противоречиями, в котором, Словами поэта, «шахи и ханы превратились в змей, готовые ужалить»:

Il içinde şalar, hanlar,

Geýe sokjak mara döndi.

Суфийские же стихотворения поэта при всей их страстности, эмоциональности лишены перечисленных атрибутов, характерных для светской любовной лирики. Более того, лирический герой очень часто повторяет мысль о своем физическом бессилии, безумии и потере разума:

Bir makama duş boldum, pikr anda pikre batdy,

Jan anda jandan boldy, essinden gidip ýatdy,

-Jeset ýolda ýok boldy, köňül özün unutdy,

Yşk goşunny ýygyp, akyl mülkün dagytdy,

Talaňa berlip aklym, diwana boldum imdi.

(Встретил я одну стоянку, мысли потонули в мыслях,

Душа стала возлюбленной, потеряла сознание,

Тело исчезло в пути, сердце забыло себя,

Любовь, собрав свои войска, разрушила владения ума,

Ум мой разграблен, стал я безумным теперь).

В суфийском понимании в момент познания бога теряется разум, но для достижения этой стоянки (макам) суфии должны пройти изнурительную подготовку, до полного уничтожения собственного «я» и слияния с божеством. Поэтому Махтумкули употребляет выражение «стал безумным я теперь» («дивана болдум имди». Слово «дивана» еще означает нищего, дервиша).

В таких стихотворениях подчеркивается, что огонь любви к богу испепелил душу и довел лирического героя до жалкого состояния, он страдает и когда ему удается видеть лик бога, он не может отличить Коран от обыкновенной книги, а вино—от воды. Но в большинстве случаев герою не удается видеть лик бога, чувствовать его близость, поэтому он печальный, тело кити безжизненное, любовь к богу отняла его разум. Кроме того, в суфийских стихотворениях Махтумкули постоянно подчеркивается мысль, что местонахождение бога неизвестно, сам он невидим:

Özi gaýyp, zülpleri ýeldaýa aşyk bolmuşam

(Сама скрытая, влюбился я в ту с длинными и темными локонами)?

Ýaryň ýeli ösdi, özi gizlendi

(Подул ветер любимой, сама спряталась)

Sen jahana dolug sen, jahan senden bihabar

(Тобою полон мир, но мир тебя не знает)

Asla seni görmemişem, dildarym....

(Вовсе не вижу тебя, любимая).

В суфийских стихотворениях Махтумкули, посвященных поискам увидеть бога, как правило, отсутствует описание внешности любимой (т. е. бога), образ возлюбленной носит явно абстрактный характер. Главная роль в таких стихотворениях отводится страданиям, переживаниям лирического героя, который ради свидания с любимой готов пройти все испытания, но, как обычно, эти поиски безрезультатны. Из-за этого герою «вселенная кажется темницей» (Ýedi yklym maňa görüner zyndan).

Следует обратить внимание на постоянное присутствие мотива вина и чаши в суфийских стихотворениях Махтумкули:

Lazym oldy okamak «enel haku» «min el hak»,

Meý içip meýhanadan, mestana boldum imdi.

В данном случае фраза «напившись вина в тракти эре» означает что лирический герой «в этом божьем мифе горит любовью к богу и от божьей любви он опьянен» Как известно, ссылаясь на учение «ане-д-хакк» «Я есть истина (бог)», «Я из бога», «мин-эл-хакк», Махтумкули имеет в виду учение Мансура Халладжа (858—922), из честного представителя суфизма, который учил, что хотя божественная сущность непостижима, его дух может соединиться с духом суфия-аскета, т. е. суфий становится живым свидетелем бога и как бы сам приобретает божественную сущность, сливаясь с ним, и таким образом происходит уничтожение собственного, человеческого «я». В такой момент Халладж сказал свое знаменитое изречение «Ане-л-хакк», за что с ним жестоко расправились мусульманские ортодоксальные богословы. Такую же мысль позже выразил Имамеддин Несими (ум. 1417), который также был приговорен к мученической смерти.

Bolmuşam Haky, «enal-hak» söýlerem,

Hak-menem, hak mendedir, hak söýlerem...

(Несими С. Ы. Шыгырлар. — Ашгабат, 1972. — 41 с.).

(Стал я божественным, говорю «Энал-хак»

Я — истина, истина во мне, говорю истину).

Имена Мансура Халладжа, Имамеддина Несими широко известны в восточной литературе. Махтумкули в своем стихотворении говорит о своем знакомстве с их учением, и лирический герой, уподобляясь им, становится, «опьяненным от любви».

Мотив вина неоднократно повторяется в суфийских стихотворениях Махтумкули в значении божественной любви. Например, в стихотворении «Дилберин»:

Hoş meýlisler gurup gözel dost birle,

Ýar maka meý berdi, gitdim sust birle,

Hemle kyldy masa ýüz müň kast birle,

Sokdy meni ýylan —- mary dilberiň.

(Хорошую пирушку устроили мы с другом,

Любимая дала мне вино, ослабел я,

Угрожала мне, с тысячами угрозами мести

Укусила змея любимой меня).

По мнению поэта, эта любовь мучительна, она равносильна укусам змеи, сжигающему огню, по этой причине влюбленные льют слезы печали, а влюбленный в бога человек уподобляется поэтом «живому трупу» (хер киМ яны свйсе тирикдир влмез). Поэтому неудивительно, что иногда поэт применяет такие фразы, как «напиток печали» (Магтымгулы, нош этдим, гам бадасын ики тас»), «яд друга» («Гана-гана ичдим доступ зэхрини»).

Следует помнить, что Махтумкули употребляет мотив чаши и вина также в стихотворениях, посвященных назначению поэта, художественному творчеству, в таких как «Тургул!» дийдилер», «Болдум гиряна» и «Оян» дийдилер», «Учдум яранлар» и т. д. В этих стихотворениях, описывая получение поэтического' дара во время сна, через откровение, Махтумкули следует древней литературной традиции, чтобы придать авторитетность* своей поэзии—он получил божественный дар для художественного творчества, для раскрытия истины. „

Подытоживая сказанное о любовной лирике и суфийской поэзии Махтумкули, можно сделать некоторые выводы.

Светской любовной лирике Махтумкули характерно преобладание реалистических деталей, тенденций. Образ лирической героини обладает национальными чертами характера, лирическая героиня носит национальную одежду и действует на туркменской земле. Махтумкули больше обращает внимания на ее физическую красоту, на описание ее внешности, походки и привычек. Особенно ярко эти черты проявляются в цикле стихотворений, посвященных Менгли, возлюбленной Махтумкули. В них, кроме описания интимных чувств, вводятся социальные мотивы, а сам образ Менгли взят из реальной жизни.

Суфийские стихотворения Махтумкули посвящены поискам бога попыткам увидеть его в природе или описанию психического состояния лирического героя, когда ему кажется, что он видит в окружающих предметах лик бога. Лирический герой обращается к богу, как к возлюбленной. Конечная цель лирического героя — «блаженное видение» с богом и слияние с ним. Лирический герой поэтому добивается божьей любви, стремится к ней — этим и объясняется постоянное употребление в суфийских стихотворениях мотива вина и чаши. Вино означает божью любовь. Лирический герой часто говорит о своем физическом бессилии и потере разума. В суфийских стихотворениях Махтумкули постоянно повторяется мысль, что мир наполнен богом, но сам бог невидим, местонахождение его неизвестно, образ абстрактен, поэтому поиски лирического героя обычно заканчиваются чувством сожаления, печали.

Однако эти выводы не должны рассматриваться как окончательные. Мы попытались лишь наметить основные контуры, которые могут служить критерием для разграничения суфийской и любовной лирики Махтумкули.